|
Немчин. Один в двух или два в одномГлава из книги Г.В.Гайдук "Доклассическое естествознание Восточной Европы конца XV-середины XVIII веков", Мн: "ФУАинформ", 2010
Попробуем все-таки определиться, что нам известно о Немчине и Булеве. Идею, что Булев и Немчин — один человек, высказал Л. Н. Майков [67, с. 379 – 388], данная точка зрения заняла доминирующую позицию. Профессор Е. Е. Голубинский эти две личности разделял [33, с. 683 – 686]. Нам остается сформировать свою позицию по данному вопросу.
Николай Булев Согласно Н. Ангерманну, Булев был в России дважды. В первый раз он прибыл сюда в 1490 г. в составе посольства Георга фон Турна и за значительное вознаграждение должен был заниматься составлением новой Пасхалии. В первый приезд деятельность Булева протекала при дворе новгородского архиепископа Геннадия. После 1504 г. Булев уехал из Новгорода и поступил на службу к папе Юлию II (1443 – 1513). У Н. М. Карамзина мы находим информацию, что Юрий Траханит с посланием великого князя Иоанна 22 марта 1490 г. приехал из Москвы в Ревель, оттуда в Любек и Франкфурт, где был представлен римскому королю Максимилиану, его речь переводил доктор Георг Торн (он же Георг фон Турн, он же Георг Делатор). Траханит возвратился в Москву 16 июля 1490 г. с новым послом Максимилиана, Георгом Делатором[1]. [51, т. VI, с. 133] В Москве 16 августа 1490 г. составляется первый договор с Австрией, в котором между прочими пунктами в п. 6 было предусмотрено: «Требовать, чтобы он дал (Максимилиан) Великому Князю лекаря искусного в целении внутренних болезней и ран»[2] [51, т. VI, с. 134 – 135]. Делатор, вместе с послами царя Иоанна Юрием Траханитом и дьяком Василием Кулешиным, выехал из Москвы 19 августа 1490 г. Наши послы пробыли в Германии до 23 июня 1491 г. и вернулись в Москву 30 августа. Вслед за ними король римский вторично присылает Делатора. Возможно, чтобы загладить политические неурядицы, король именно в это время присылает лекаря Булева, но у Карамзина об этом ничего не сказано. Уже с ответным посланием Делатор выехал 12 апреля из Москвы, а 6 мая в Германию отправился Траханит с дьяком Михайлом Яропкиным. Траханит и Яропкин жили несколько месяцев в Любеке. Максимилиан к союзу с Россией охладел, и послы в июле 1493 г. вернулись без результата. Максимилиан вспомнил о России в 1502 г., и его посольство, возглавляемое Гартингером, прибыло в Москву в июле 1504 г., повторный визит последовал через год. Гартингер сообщил о том, что Делатор, знавший русский язык, умер, и он просил ответить королю на латыни и прислать человека, знающего русский язык, намекая на ливонских пленных [51, т. VI, с. 206]. Вероятно, именно в это время Н. Булев вернулся в Германию, а затем последовал в Рим. Булеву приписывают несколько переводов. Наиболее ранний из них — перевод восьмой части трактата о времяисчислении «Rationale divinorum officiorum» Вильгельма Дурандуса, сделанный по страсбургскому изданию 1486 г. (сохранился в единственном списке — РНБ, собр. Погодина, № 1121). Это вполне логично, ведь Булев помогал составлять Пасхалии, но мог сделать перевод и Б. Готан[3]. Допустимо, что Булев является автором перевода направленного против иудаизма полемического трактата Самуила «евреина» «Rationes breves magni rabi Samuelis iudei nati», сделанного по кельнскому изданию 1493 г.[4] Сочинение Самуила «евреина» переведено в 1504 г. и вполне соответствует борьбе с ересью жидовствующих, хотя есть версия, что его делал переводчик новгородец Герасимов Дмитрий (1465 – ?)[5]. В некоторых исследованиях исторических событий Булев может быть перепутан с Бартоломеусом Готаном. В 1492 г. имя Бартоломеуса Готана встречается в документах московского посольства к императору Священной Римской империи Максимилиану. В инструкции великого князя Ивана III Васильевича, датированной 6 мая 1492 г., имеется следующая запись: «Ивану же Волку дати Бартоломею Любчанину, печатнику книжному, от великого князя камка (шелковая китайская ткань с разводами), а молвити так: государь вси России тебя жалует камка». Есть гипотеза, что Б. Готан прибыл в Россию где-то в 1494 г. некоторое время занимался в Новгороде книгопечатанием. Здесь необходимо учесть исследования Т. Долгодровой [37] и ее вывод, что он был медиком, да и переводы он мог делать, т.к. был переводчиком русских послов в Любеке. Когда же Б. Готан хотел вернуться на родину, по легенде, русские ограбили его и утопили. Это событие могло произойти до сентября 1496 г., то есть до того как наследники продали принадлежащий ему в Любеке дом. Вероятно, что приглашенный Николай Булев должен был быть очень осторожным. Далее у Карамзина о царе Василии: «Он первый из Великих Князей имел Немецких лекарей при Дворе. Мы упоминали о Люеве и Фиофиле: сей последний был Любчанин, взятый в плен Воеводою Сабуровым в Литве. Магистр Прусский ходатайствовал о свободе его; но Великий Князь сказал, что сей Немец лечит одного из наших Вельмож и должен прежде возвратить ему здоровье, а после требовать отпуска в свою землю. Волею или неволею Фиофил остался в Москве, где находился и третий знаменитый лекарь, родом Грек, именем Марко…» [51, т. VII, с. 112]. У него же описан и предсмертный диалог царя Василия с немцем Люевым, при этом же присутствовал и доктор Фиофил (т. VII, с. 101 – 102). Сведения о Булеве сохранились в двух документах (1548 и 1585 гг.) из Ревельского архива, связанных с тщетными попытками родственников получить его наследство, оставшееся в России. Он являлся уроженцем Любека (известны имена его отца и отчима — Ганс Бюлов и Клавес Штруес, а также матери, братьев и сестер). Есть информация, что образование он получил в Ростокском университете (1480 – 1483/1484 гг.).
Николай Немчин В 1517 г. император Максимилиан отправил в Москву послом к Василию III барона Сигизмунда Герберштейна с целью устроить соглашение между правительствами Москвы и Польши. Так как переговоры эти успеха не имели, то в следующем, 1518, году. Максимилиан с той же целью отправил в Москву новое посольство, во главе которого поставлены были два итальянца — Франческо де Колло и Антонио де Конти. Они пробыли в Москве с июня 1518 г. по январь 1519 г. Франческо де Колло[6] писал следующее: «На вершине этой горы (как мне рассказывали об этом и утверждали многие, достойные доверия лица, в частности маэстро Николо Любчанин (профессор медицины и астрологии, весьма искусный во всех науках), царит вечный день…». Как видим, ни о каком Булеве в данном тексте речь не ведется. Де Колло в 1518 г. говорил о Любчанине, что он «уже пришел в старость». Трудно такое сказать о человеке моложе 60 лет. В рукописях и документах Максима Грека нигде не упоминается Булев, кроме непонятно когда и кем сделанной на полях приписки. Полемику Максима Грека с Немчиным можно отнести к периоду с 1516 (дата приезда Максима Грека в Москву) по 1525 гг., ибо Собор 1525г. обвинил Максима Грека в ереси, в сношениях с турецким правительством, он был отлучен от причастия и заточен в Иосифо-Волоцкий монастырь. В 1531 г. Максим Грек был вторично вызван на Собор. Ему были предъявлены обвинения в «порче» богослужебных книг. Максима сослали в Тверский Отроч монастырь. Если вспомнить едкое замечание Максима в «Слове на Николая немчина, прелестника и звездочетца», где он писал: «Миру убо представление предвозвещати спешил еси, о Николае, повинувся звездам, внезапное же жития твоего раззорение предрещи не возмогл еси», то Николая Немчина вполне могла ожидать такая же участь, какой подвергся впоследствии и сам Максим Грек. Бытующая версия, что Николай Немчин мог оказаться сосланным в монастырь, вполне правомерна, да и одно время Максим был доверенным лицом царя и мог косвенно способствовать этому. Возможно, что в это время «Николай Немчин Любчианин» мог и умереть, если вспомнить замечание де Колло о его возрасте. Теперь поговорим о некоторых фрагментах в посланиях Максима Грека. В статье «Послания Максима Грека Николаю Немчину против латинян» Л. И. Журова пишет: «Комментируя Символ веры, Максим Грек пишет: «Сия вера старых прадедъ твоих», эти слова вряд ли могли быть обращены к Николаю Немчину, но вполне могли быть адресованы Федору Карпову» [41]. Такое заключение автор делает, не предполагая, что Немчин мог быть выходцем из Литвы, так как полностью доверяется версии Л. Н Майкова об единстве Булева и Немчина. Из оригинальных сочинений Николая, кроме «Травника», сохранилась только беседа об иконе «Сошествие Святого Духа» (в числе других списков известна в составе иконописных подлинников и Азбуковников). В этой беседе Николай излагает некоторые вопросы иконописания с католической точки зрения. Предполагается что где-то в промежутке между 1506 и 1515 гг. Николай написал послание в защиту греко-латинской унии, обращенное к ростовскому архиепископу Вассиану Санину. Почему-то никому не показалось странным такое радение «немца» за русскую веру, но это вполне логично для литвина начала XVI в. Да, в ВКЛ исповедовали и католическую, и православную веру, многие выдающиеся деятели мечтали решить противостояние своего народа через унию. В заключение приведем выдержку из исследований Т. А. Исаченко «Травника из Уваровского собрания под № 823: его судьба и перспективы»: «Язык перевода соответствует нормам, предъявляемым к языку «научной прозы» XVI – XVII вв. Сложность оригинала, насыщенность его архиусложненной медицинской терминологией, трудность в передаче ботанических названий — все это стояло перед взявшимся за перевод «Сада здоровья» Николаем Бюловым. В этом смысле следует признать, что выбранный им способ частичного калькирования терминологической и общенаучной лексики был оптимальным при передаче оригинала и конструировании терминов, зачастую весьма далеких от культурной традиции Руси. Нет сомнения в том, что переводивший встретился с определенными сложностями, работая с текстом оригинала. В главе 40 он замечает: «русаки и поляки имянуют то зелие похоть китова, а существа не ведаю, как назвати по руски» (л. 31 об.). Его стремление облегчить русскому читателю понимание оригинала требует от него перевод мер веса: «струи бобровые толченые [касторовое масло] 6 золотников да 12 лотов уксусу доброво. А то есть в весу по руски 36 золотников...» (гл. 33.5). Существует мнение, что Николаю Бюлову при переводе книги помогал врач Филофей [Так у автора статьи. Он же Фиофил. — Прим. Г. Г.]. Змеев говорит о возможном участии в переводе «Благопрохладного вертограда» Дмитрия Герасимова. Можно предположить, что текст временами писался под диктовку. Об этом свидетельствуют рефлексы в написании графем: лат. «с» и рус. «к» (селтика вм. келтика), а также случаи, подобные написанию счелок («щелок») через -сч и, рядом, через -щ: -щелок. Разговорная стихия Московской Руси дает себя знать в местоименных формах «у собя», « к собе» (почти повсеместно), свободным употреблением разговорных выражений «дондеже чюется, как будто внутри легче» (22.4), «а здоровово зуба не кряни» (39.11), «то же кашлем отхаркнется» (37.16), огласовкой прилагательных на -ой (малой, печеной, бухоной), фрикативным -х в словах типа хто. Бережное отношение к переводимому тексту и забота о будущих пациентах заставляют переводящего часто оговариваться: «пшеница целая варена, сиречь, аще смею рещи, кутья» (509.6), «мамкам не даем ни семяни, ни паки травы пити для различных болестей, коих яз, переводщик книги сея, написати не велел» (6.18); «а аз то мню, что по-руски — жаба горяная» (147.5). Кто из русских книжников XVI в. стоит за спиной Николая Любчанина? Или его долгая жизнь в Москве и Новгороде, незаурядные знания позволили выполнить перевод самостоятельно? Можно указать, конечно, на ряд мест в рукописи Флора, где переводчик явно не справился с переводом: «то древо обрящут в реке, которое древо течет из земсково рая»; замечание выше приведенной цитаты «о русаках и поляках» свидетельствует, что словообразование переводчик строит по модели поляк — русак (ср. польск. polak), а не русичи — немчичи, как, например, в Смоленской грамоте 1269 г. 1. Русские названия местами не совпадают с названиями, приведенными в заголовках глав, и еще чаще — с названиями, данными под рисунками.
2. Именно в указателе встречается замена графем лат. «С» — рус. «К». 3. Следы польского источника в списке 1616 г. дают себя знать в названии растений: Taphsus Barbatus (борода Юпитера, коровяк, царский скипетр) — диванна (пол. dziewanna) (гл. 512) для раст. Verbascum thapsiforme, Schrad.; сивизенка (пол. Siwisnika) (гл. 371) для раст. Polium liteum (полиевой травы), Verbascum Thapsus L. Если в тексте встречается полногласное написание — дерево (гл. 529), то в указателе, как правило, приведена неполногласная форма древо (пол. drzewo). При множественности полногласных и неполногласных форм в тексте «Травника», где они варьируются достаточно произвольно, в указателе употребление неполногласных форм проведено весьма последовательно: древо райское (48), древо агрифолиево (49), цвет древа грановитых яблок (80), масло кравие (87)» [48]. Харьковский список «Травника» Немчина, самый ранний из известных (XVI в.), Я. П. Запаско описал как памятник украинской или белорусской книжности. Представленное нами небольшое исследование говорит о том, что Любчанином назван Бартоломеус, Николай Булев (если Николай Немчин и Булев один человек) и Фиофил (Филофей), их же всех можно назвать и Немчиными. В «Травнике» имя Немчина не упоминается (дословно в «Травнике» сказано так: «а перевел полонянин Литовский, родом Немчин, Любчянин»), следовательно, автором мог быть и Фиофил, чем можно объяснить и белорусский след в тексте, хотя, по нашему мнению, недостаточный и сомнительный, так как такое количество «белорусизмов» и «полонизмов» для коренного немца сомнительно. И совершенно сомнительно, что автором «Травника» был Булев, так как из известных событий он никогда не был пленником литовским. Из анализа совокупности фактов нам кажется, что более правдоподобной выглядит версия о присутствии в исторических событиях еще одного лекаря Немчина. Предположим, что во время похода Андрея Сабурова[7] на Литву в плен было взято два доктора, а скорее лекарь и его помощник, Николай Немчин из Любчи и Фиофил из Любека. Тогда становится очевидным, что путаница между Булевым и Немчиным произошла из-за созвучности белорусского местечка Любчи и немецкого города Любека, где был напечатан «Ortus sanitatis» («Малый сад здоровья»)[8], а привезти оригинал «Травника» мог лекарь Фиофил, он же мог и закончить перевод «Травника» после смерти учителя. Если в судьбе Николая Булева (Люева) можно поставить точку в 1548 г., то участь Николая Немчина остается неизвестной. Последним пунктом в его судьбе, вероятно, стал один из монастырей огромной Руси.
Немчин из Беларуси Попробуем поискать корни родословной Немчина. Любча (городской поселок Новогрудского района) основана на берегу Немана. По легенде Миндовг (1195? – 1263), основатель Великого княжества Литовского, Любокой, Любой, Любчей назвал место, где встретил будущую жену. Есть гипотеза, что Любча была административным центром, летописной столицей литвинов (в XIII в. языческое племя литва жило в районе Налибокской пущи среди дубрав и глухих лесов). В 1250 г. в местечке Любча основывается первый монастырь ордена доминиканцев, который в 1320 г. переведен в Новогрудок. К этому ордену принадлежали Фома Аквинский (1225 – 1274) и Альберт Великий (ок. 1193 – 1280).
Рис. 2. Река Неман. Вид со стороны замка Любча получила известность с ХІІІ в., когда она была отдана новогрудским князем Миндовгом киевскому боярину Андрею Васильевичу Кияну. В 1499 г. великий князь Александр подарил «двор Любча» подскарбию Федору Хрептовичу, затем она принадлежала Гаштольду, Кишкам, Радзивиллу (1606 г.). В конце XV в. Любча стала местечком. Ян Кишка основал здесь типографию. Вероятно, в 1581 г. им было начато строительство замка. Известно, что в 1590 г. Любча получила магдебургское право, имела свой герб: в голубом поле серебряная подкова с тремя золотыми крестами и двумя серебряными рыбками — лососями. С ХVІІ в. был другой герб Любчи — две башни на стене крепости. Радзивилл в целях экономического укрепления и расширения местечка переселяет в него многих мещан из Минска, Новогрудка и других королевских городов. В XVII в. создаются ремесленные цехи, открывается типография, в которой печатается литература по поэзии, медицине, истории и др.
Рис. 3. Башня угловая XVII в. Кстати, в Литве (современная Беларусь) порой давали два или три имени. Так, Франциск Скорина иногда подписывался как Георгий. У Немчина тоже могло быть два имени, например, Николай и Базилий (Василий), а при царе Василии, для политкорректности, он вполне мог именоваться вторым именем. Это один из вариантов трактовки происхождения двух Немчиных: Николая и Василия. Некоторые источники косвенно указывают на то, что Николай Немчин мог принять православие и быть пострижен в монахи — еще один вариант изменения имени. И, наконец, могло быть несколько братьев Немчиных, занимавшихся медициной и астрологией. В родословной и доказательствах дворянства рода Немчинских (Витебский уезд) родоначальникам показан Михаил Немчинский, его сын — Антоний. Сей род имел герб Кончик (другое название Немчик):
Рис. 6. Герб Немчинских «Щит в ширину разделенный в верхней части половина Черного Единорога в лево обращенного на белом поле; в нижней части хвост белого карпия от хвоста на красном поле; на шлеме белый султан пробитый стрелою». Родоначальник владел имением Малой Бердовкой в Лидском[9] уезде, и сын наследовал после отца имение Бердовка, состоял в звании дворянина, «а 1666 года августа 10 имел чин ротмистра». У геральдиста К. Несецкого сказано и о других: «…Немчиновский герб Прус I, в Брестском воеводстве. Не он ли принадлежит немцу Марколту сенатору русскому, и наивысшего короля русского Даниила Романовича конциляриуса и справца, в году 1267[10]… ...Героним Ниемчиновский, нашей коллегии Брестской благотворитель 1624. N. каноник Виленский, настоятель Слонимский, умер 1592. Starowol. in Monum. Николай 1700. Мацей в законе нашем до сего времени». [1] По мнению Л. Н. Майкова, приблизительно в это время произошла встреча Делатора и архимандрита Геннадия; очевидно, тогда же познакомился с Геннадием и Булев [67, c. 386 – 386]. [2] Такое требование было вызвано следующими обстоятельствами: «…Иоанн Младый, любимый отцем и народом, пылкий, мужественный в опасностях войны, в 1490 г. занемог ломотою в ногах. За несколько месяцев перед тем сыновья Рала Палеолога, быв в Италии, привезли с собою из Венеции, вместе с разными художниками, лекаря, именем мистра Леона, родом жидовина: он взялся вылечить больного, сказав Государю, что ручается за то своею головою. Иоанн поверил и велел ему лечить сына. Сей медик, более смелый, нежели искусный, жег больному ноги стеклянными сосудами, наполненными горячею водою, и давал пить какое-то зелие. Недуг усилился: юный князь долго страдав, к неописанной скорби отца и подданных скончался, имев от рождения 32 года. Иоанн немедленно приказал заключить мистера Леона в темницу и через шесть недель казнил всенародно на Болванове за Москвою рекою… Такую же участь имел в 1485 году и другой врач, немец Антон, лекарствами уморив князя Татарского, сына Даниярова…» [51, т. VI, с. 120 – 121]. [3] См. о нем же на стр. 95. [4] Обзор мнений об авторе перевода см.: Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV – начала XVI вв. М.; Л., 1960, с. 270, примеч. 225. [5] Дмитрий Герасимов (Митя Малый) посещал школу в Ливонии, где изучил немецкий и латинский языки. Толмач (переводчик) Посольского приказа, побывал во многих странах Западной Европы и неоднократно участвовал в приеме посольств. Дмитрий активно участвовал в деятельности кружка Новгородского архиеп. Геннадия: вместе с толмачом Власием Игнатовым для Геннадиевского перевода Библии перевел названия псалмов из немецкой Псалтыри, а также с латинского, вероятно, для полемики с «жидовствующими», антииудейские трактаты Н. де Лира и Самуила Евреина. В 1518 – 1519 сотрудничал с Максимом Греком в переводе Толковой Псалтыри. Ученый грек диктовал ему и Власию Игнатову с греческого на латынь, а они уже — Михаилу Медоварцеву и Силуану — перевод с латыни на церковнославянский. [6] http://www.vostlit.info/Texts/rus12/Kollo/text2.phtml?id=1840 [7] Сабуров Андрей Васильевич — впервые упоминается в истории под 1499 г., при описании войска, посланного при вел. кн. Иоанне III под Казань. В походе на Литву 1508 г. находился в том отряде, который шел к Бобруйску. В 1513 г., во время второго похода Василия Иоанновича на Литву, в чине окольничего командовал передовым полком в отряде, посланном вперед из Дорогобужа к Смоленску. В 1515 г. был уже наместником псковским. [8] Подробнее см. на стр. 98. [9] Сейчас Лида и Любча относятся к Гродненской области. [10] Даниил Романович Галицкий (1201, по др. данным 1204[1] – 1264) — князь Волынский, Галицкий, 1-й король Галицкой Руси (1254 – 1264), великий князь Киевский (1240), политический деятель, дипломат и полководец, сын князя Романа Мстиславича, из галицкой ветви рода Рюриковичей (Романовичей).
|
В начале 90-х годов XX в. Павел Глоба поднял из небытия имя Василия Немчина, рассказав о загадочной рукописи с пророчествами. Мы приведем отдельные афоризмы: «В XVI в. будет государь-упырь, кровопийца, у которого начало будет, как у великого воина, а окончание плачевно — как у одержимого бесом детоубийцы».
«И будет смута великая, и появятся самозванцы, на одном из которых будет кровь государева».
«И свершится возникновение новой династии царей, которой суждено будет царствовать около трех веков». «Много великих государей породит она, но и много злокозненных деяний».
«Четвертый государь этой династии ликом будет подобен коту, и в нем будет бороться Бог с дьяволом. Великую загадку задаст он своим потомкам». «Начиная с царя-кота, поколеблется вера на Руси, и в храмы войдет бесовщина».
«После него наступит на сто лет бабье царство».
«Будет страшная война с франкским государем, и стольный град придется сдать», но затем «сильные морозы выгонят отсюда франкского государя, и он неузнанный будет укрываться на маленьком острове».
«Будет страшная работа бесовская, и царство поколеблется. 18-й государь будет принесен в жертву». и т.д. А вот небольшие фрагменты интервью Павла Глобы газете «Бульвар» № 28 (220) от 14 июля 2009 г.: http://www.bulvar.com.ua/arch/2009/28/4a5cec1729a92/
|