О создании Академии

 

Даже беглое знакомство с наследием Симеона Полоцкого неминуемо приведет нас к самой противоречивой и нелюбимой современными исследователями теме, а именно  к вопросу об его роли в написании  устава Академии. Известно, что по поручению  царя Полоцкий готовил проект устава Академии, но, не закончив его, умер. Текст этого устава – он был написан в форме царской жалаванной грамоты, дошел до нас, но только в том виде, в каком он был подан на утверждение царевне Софье Алексеевне в 1685 году Сильвестром Медведевым. Многие исследователи предполагают, что первоначальный текст претерпел изменения после редакторской правки Сильвестра Медведева, а возможно с поправками и дополнениями патриарха Иоакима. И.П. Еремин [20] считает, что эти правки во многом исказили замысел Симеона, который хотел, чтобы Московская Академия была организована по типу коллегии Киево-Могилянской, но со значительно расширенной программой преподавания отдельных наук и изучением всего круга «свободных» наук. Попробуем составить собственное мнение, используя для этого выдержки из документов приводимых в книге Татарского [28], он же говорил, что «написанная Симеоном привилегия заключает в себе лишь общее начертание предполагаемого училища, имеющее вид жалованной царской грамоты, каковою она здесь прямо и называется[1]».

Итак, в привилегии написано:

 

 «Храмы чином Академии устроити; и во оных хощем семена мудрости, то есть, науки гражданския и духовныя, наченше от Грамматики, Пиитики, Риторики, Диалектики, Философии разумительной (умозрительной), естественной (Физики) и нравной (Ифики?), даже до Богословии, учащей вещей божественных (созерцательной) и совести очищения (нравственной) постановити. При том-же и учению правосудия духовного и мирского (право церковное и гражданское) и прочим всем свободным наукам, ими-же целость Академии составляется».

Данный отрывок Татарский комментирует:

 

«… Такой круг наук был не только обширен сам по себе, но и превосходил своими размерами программу преподавания, существовавшую тогда  в Киевской коллегии; ясно, что при его начертании Симеон имел в виду главным образом посещение им в юности ученые «вертограды странных идиомат» [28, с. 52-65].

Далее выдержки из привилегии:

 «Для большей уверенности в соблюдении строгаго православия, от блюстителя Академии и учителей требуется при поступлении на службу особая клятва: за послабления в делах веры нарушители этой клятвы подвергаются извержению; виновные – же в явном  хулении на православную церковь предаются без всякого милосердия сожжению (Ну да, прямо в Академии костер и разжигать. ГГВ). Последняя казнь угрожает и тем, которые станут заниматься здесь преподаванием возбраняемых церковью наук,  в особенности же «Магии естественной». 

«Суд над виновными в указанных преступлениях совершается в самой Академии собранием ея учителей, причем для суда над блюстителем назначаются еще особые доверенные люди государя и патриарха» [28, с. 267].

  «Относительно православных русских Академия строго наблюдает, чтобы между ними не было в обращении каких-либо волшебных, гадательных и, вообще богохульных книг, - чтобы неученые люди не держали у себя и не читали книг еретических, польских, латинских и немецких: в том и другом случае книги должны быть доставлены в Академию и ею уничтожаются» [28, с. 270].

 

Вот какой вывод делает Татарский:

 

 «Словом, учреждаемая Симеоном Академия, по справедливому замечанию Соловьева представляет собой как бы цитадель православия[2] и по обширности своих полномочий в делах веры, является чем-то в роде инквизиционных трибуналов западной Европы: ясно, что в основание ея устройства положены были образцы западно – европейских учреждений» [28, с. 270-271].

 

 Но заметим, что одним из первых под меч «правосудия», согласно положению данной грамоты, должен был бы попасть сам Симеон Полоцкий, свободно говоривший и читавший по-польски, хорошо знавший латынь и  ученик иезуитов. Вся литературная и богословская деятельность просветителя держалась на словесной борьбе с противниками силой убеждения и аргументов.  Призыв к сожжению врагов не мог принадлежать Симеону Полоцкому, как и другие «афоризмы» данной грамоты. Есть еще несколько несоответствий. Почему данная грамота после смерти Симеона сразу не попала к царю Федору Алексеевичу, ведь он был его искренним почитателем и учеником, да и идея создания Академии принадлежала царю? Или быть может, она попала к нему, но уже в измененном виде? После прочтения такой «привилегии Академии» царю вполне могла придти в голову мысль о   сожжении в срубе главы раскольников протопопа Аввакума. Но сам Симеон был склонен вести только словесные баталии. Татарский приводит слова протопопа Аввакума о его спорах с Симеоном Полоцким у Ртищева[3]:

  «…протопоп Аввакум отзывался о споре с Симеоном «старец мне говорил: острота, острота телесного ума! да лихо упрямство; а се не умеет науки»…», «зело было стязание много: разошлися яко пьяни не мог и поесть после крику» [28, с. 81].

 

 

 Странным образом переплелись судьбы людей не только в жизни, но и в смерти: протопоп Аввакум  сожжен 14 апреля 1682, Федор Алексеевич Романов умер 27 апреля 1682 года. За этими смертями скрывается  какая-то загадка и недосказанность. Есть еще одна  фатальная пара: Патриарх Иоаким  умер 17  марта 1690 года и Сильвестр Медведев 11 февраля 1691. Все они, так или иначе, были связаны с Симеоном Полоцким.

 

Патриарх Иоаким

Патриарх Иоаким (1620 - 1690) - девятый и предпоследний патриарх всероссийский происходит из класса московских служилых дворян. Род его носил фамилию Савеловых. Службу он отбывал в приграничной с Польшей полосе Чернигов — Курск. В 1655 г. овдовел и решил изменить свою карьеру, оставил военную службу и принял монашество. Вступив на церковную дорогу, принял пострижение в Киеве, в Межигорском монастыре. Богословской школы не заканчивал, а по  характеристике вождя раскола, диакона Феодора, в молодости был далек от церковности и был будто бы даже неграмотен.  В 1657 г. патриарх Никон взял его в свой Иверский монастырь. С момента ухода Никона из Москвы, Иоаким встал на позицию  противников Никона. Из Иверского монастыря он в 1663 г. переведен был в Москву, в Чудов монастырь, но уже в звании архимандрита. В 1672 г. поставлен Новгородским митрополитом на смену Питириму, ставшему на один год (1672-1673 гг.) патриархом. В виду болезни Питирима, Иоаким был вызван из Новгорода и привлечен к делам патриаршего управления. По кончине Питирима признан был подходящим для занятия патриаршего места. 26 июля 1674 г. возведен  на патриарший престол.  Приблизил к себе монаха Евфимия[4]. Из бояр того времени  был на стороне Федора Михайловича Ртищева, который, в отличие от Иоакима,  не был противником латинизации. С самого вступления на патриаршество в 1675 г. он собрал собор и на нем поставил вопрос «о все еще невыполненном решении Собора 1667 года об упразднении Монастырского Приказа и ускорении реализации полной неподсудности духовенства светским властям». Закрытие Монастырского приказа произошло в 1677 г. Предписано было вести дела духовные и дела, касающиеся духовных лиц, судьям, состоящим только в духовном  или в монашеском чине, но никоим образом не чиновникам-мирянам, хотя бы и принадлежащим к ведомству архиерейскому. Всем бывшим чиновникам-мирянам предоставлена была роль только канцеляристов и исполнителей духовных решений и приговоров. Царскую грамоту «О неподсудности лиц духовного сана гражданским властям»  патриарх Иоаким исходатайствовал в 1686 г. Собор 1681 г. признал необходимость ведения совместной  борьбы духовной и светской власти с усиливавшимся расколом. Собор просил царя подтвердить постановления собора 1667 г. об отсылке упорствующих раскольников к градскому суду, постановил отбирать старопечатные книги, и взамен их выдавать исправленные, установил надзор за продажей тетрадей, которые, под видом выписок из Священного Писания, содержали в себе хулы на книги церковные. По  распоряжению патриарха рассылались в более крупные центры раскола особые увещатели. Патриарх Иоаким написал несколько работ[5] против раскола: "Извещение о чуде" (М., 1677), "О сложении трех перстов" (М., 1677), "Поучение ко всем православным христианам" (М., 1682), слово благодарственное "Об избавлении церкви от отступников" (М., 1683), "Слово против Никиты Пустосвята" (М., 1684, 1721, 1753),  ему приписывается еще "Увет Духовный" (М., 1682, 1753 и 1791) - обширный труд, который написан по поводу бунта 1682 г. При  Иоакиме начались в Москве  споры из-за вопроса о времени Пресуществления св. даров в таинстве евхаристии. Высказывается предположение, что  Симеон Полоцкий и  его ученик Сильвестр Медведев придерживались католического учения по этому вопросу. После мятежа 1689 г. и осуждения Медведева, который,   якобы замышлял убийство Иоакима, патриарх настоял на высылке из Москвы иезуитов. В 1690 г. собрал на собор архиереев и все московское духовенство, на котором торжественно было осуждено  учение "папежников". В опровержение этого учения  также собирался издать сборник "Остень", но смерть патриарха, 17 марта 1690 г., помешала этому предприятию. При нем  были изданы, после  исправления, богослужебные книги: Шестоднев (1678), Требник (1680), Псалтирь (1680), Минея общая (1681), Октоих (1683), Часослов (1688) и Типикон (1682). Исправлен был при патриархе Иоакиме и Апостол, но, по-видимому, не был напечатан.

Теперь попробуем разобраться в отношениях между патриархом Иоакимом и Симеоном Полоцким по документальным свидетельствам. Вот что пишет Татарский:

 «Действительно, в лице этого патриарха Симеон Полоцкий встретил для себя сильного и энергического противника, в отношении к которому должен был действовать с особенной осмотрительностью» [28, с. 297].

 «Он, Симеон», говорит здесь патриарх, - «аще бяше человек учен и добронравен, обаче предувещен от иезуитов, папежников сущих, и прельщен бысть от них; к тому и книги их латинские чтяше, греческих же книг чтению не бяше искусен, того ради мудрствоваше  латинская новомышления права быти: у иезуитов бо кому учившуся, наипаче токмо латински без греческого, невозможно быти православну весьма, восточныя церкве искреннему сыну; подвлагают бо они, иезуиты, учащыяся у них под страшныя клятвы, еже быти им послушным папе, отцу их, и последователем во всем и униатом и защитником западного костела.

В «Слове поучительном», помещенном в «Остен», сохранилось весьма характеристическое суждение об этом патриарха Иоакима, определяющее его общее воззрение на характер и достоинство личности Симеона. «Он Симеон, и во всех отдельно своих писаниях написа латинского зломудрствования некия ереси; аще от неискуссва, аще ухищренно, совесть его весть, обаче овыя прикровенно и неудопознанно лежащее суть в писаниях его»[6] [28, с. 298].

 

 «Святейший патриарх», сообщает Медведев – «благоволил было и сам на погребении бытии, точию ради в той день со кресты хождения, на погребении ему бытии было невозможно» [28, с. 302].

 

  «Так разсматривали Симеона и его лучшие современники, окружая его чрезвычайным уважением,  - и мы знаем уже, что даже сам могущественный противник его, патриарх Иоаким, не мог не ценить этой общей возвышанности его нравственного характера, называя его не только ученым, но и «добронравным» [28, с. 340].

Есть еще одно интересное свидетельство [19, с. 203-259] в статье Л.И. Сазоноваой «Ветроград многоцветный Симеона Полоцкого» (Эволюция художественного замысла):

 «После речи партиарха Иоакима, в которой под страхом наказания запрещалось читать сочинения Симеона[7], этот список вместе с другими рукописями писателя, в том числе и авторской рукописью «Ветрограда», был помещен в патриаршию ризницу[8], и таким образом, все это практически было изъято из обращения».

Сильвестр Медведев 

 

Не менее важной личностью в судьбе Симеона Полоцкого был его «ученик» Сильвестр Медведев.

Сильвестр Медведев (в миру Семен Агафонович) родился 27 января  1641г. в г. Курске. В сер. 1660-х гг. переехал в Москву. Служил в Приказе тайных дел писцом, потом подьячим. Направлен  был учиться в школу при Спасском монастыре,  руководимую Симеоном Полоцким. Школа была создана с ведома и одобрения царя и начальника Тайного приказа Ф. М. Ртищева.

Исполнял обязанности старосты, заведовал хозяйством школы. Считается, что он обратил на себя внимание Симеона своим трудолюбием и дарованиями.

В 1668 г. принимал участие в посольстве, направленном в Курляндию для переговоров со Швецией и Польшей.

В Заиконоспасском монастыре жил в келье по соседству с  Симеоном Полоцким, добровольно исполнял обязанности его секретаря. Находился неотлучно при  учителе до последнего дня его жизни и составил "епистолию” — обстоятельное описание его болезни и смерти.

Полоцкий завещал "возлюбленному ученику” не только "рублев тридесять и шубу лисью”, но  и как пишут в литературе о нем также богатейшую библиотеку и рукописный архив. Со смертью Симеона к  Медведеву перешла роль придворного поэта. Он был хранителем рукописного наследия Симеона,  намеревался издать его. Царь предоставил ему Верхнюю типографию, устроенную ранее в Кремле по инициативе  Симеона. Медведев стал светским человеком. Готовясь к участию в придворной церемонии по случаю женитьбы царя Федора Алексеевича на Марфе Матвеевне Апраксиной (15 февраля 1682 г.), он сочинил "Приветство брачное”. Накануне свадьбы Медведев написал стихотворение с поздравлением новобрачным, а на кончину царя Федора (27 апреля 1682 г.) написал "Плач и утешение двадесятьма двема виршами”.  Иначе говоря, всеми силами пытался  заменить и превзойти своего учителя. Специалисты заявляют, что поэтическое барокко Медведева выглядит умереннее и приглушеннее, чем барокко Симеона Полоцкого. Л. И. Сазонова пишет [19]:

 

 …применяя стихи учителя в своих контекстах, Медведев заметно сокращает античный реквизит, характерное для барочной поэзии остроумие как проявление литературной игры ограничено у него лишь словесными фигурами. В творчестве Медведева мы имеем редкий и, по-видимому, исключительный по своим масштабам в русской поэзии XVII в. пример практики центона (центоны — мозаические стихотворения, составленные из стихов-цитат наиболее почитаемых авторов, коим стремились подражать). Осознавая как риторический образец текст Симеона Полоцкого, Медведев вторит учителю, учится у него и, чтобы научиться, перенимает его поэтическую мысль, его поэтические средства как систему установившихся правил и часто берет это вместе с готовыми стихами. Из цитаты в цитату перетекает текст "Вирш в великую субботу”, это фактически центон из четырех стихотворных блоков, извлеченных из "Рифмологиона”. Было бы опрометчиво выносить Медведеву приговор как "плагиатору”. Такого понятия в литературной культуре того времени не существовало. Напротив, использование чужого текста поощрялось риторикой и ценилось именно потому, что подчеркивало преемственность автора и устанавливало его в русле традиции.

Медведев пытался снискать себе роль главы будущей Славяно-греко-латинской академии, а после  кончины царя Федора, возобновил ходатайство об открытии Академии перед царевной-правительницей Софьей. Решение вопроса зависело  от исхода борьбы при дворе двух церковно-политических группировок — так называемых "латинствующих” и грекофилов. Учитывая позицию патриарха Иоакима, принявшего сторону грекофильской партии, и стремясь заручиться его поддержкой в своей борьбе с Нарышкиными, царевна Софья уступила его воле. Руководителями Академии патриарх назначил в 1686 г. только что приехавших в Россию ученых греков братьев Лихудов.

В 1689 положение Сильвестра Медведева пошатнулось. Его уволили с должности справщика на печатном дворе. Противники всего «латынского» в столице пустили слух что он – «неук», грубый честолюбец и возмутитель, некоторые утверждали, будто он замышлял убить патриарха. В это время началось дело Шакловитого (заговор против молодого Петра I), повлекшее за собою падение Софии. Каким-то образом Медведев также  был запутан в это дело. Он бежал с намерением укрыться в Польше, но  по дороге был схвачен, привезен в Москву, принес перед собором покаяние, отрекся от своих мнений. В январе 1690 года Медведева сослали в Троицкий монастырь, а через год, по доносу одного из соучастников уже казненного Шакловитого,  был обвинен в содействии заговорщикам. После страшных пыток огнем он был обезглавлен 11 февраля 1691 года.

 

Остановимся на  высказываниях Сильвестра Медведева о Симеоне Полоцком:

 

 «... в «епистоли» Сильвестр Медведев характеризуя глубочайшия чаяния своего учителя, продолжает в том же месте: «Жизни же своей он никогда же обеща долгой быти, но вскоре чая от мира сего отъити к Богу. И не жителя себе в сем мире признава быти, но странника и пришельца, житие же свое зная в небесех быти, желаше в них жити, того для присно о творении воли Божия тщание име со усердием и во всем выну благодарен Богу бяше, - божественныя благодати надеждею всегда веселяшеся, яко та в душе его крепце пребываше, еже будущих благ он лишен не будет. Долгих лет себе никогда же желаше, но все весьма на волю Божию полагаше. И частократне сие слово глагола: Боже мой не прошу у тебе многих лет, точию отпущения моих пред тобою согрешений и благодати твоя улучения; и когда твоя святая мене хощет воля от зде взятии, тогда мя и да возмет, томко дабы во оставлении моих грехов и в благодати твоей: а мир сей и в нем житие человеческое уже видех, и вперед в нем за наше неприложное к добру тщание, и яко мир сей к кончине приближается,  лучшего жительства не надеюся» [28, с. 332-333].

 

 «Обладая необыкновенно крепким здоровьем, он в продолжение всей своей жизни никогда не болел серьезно; но  последе время физическия силы его начали заметным образом ослабевать и его иногда посещало какое-то смутное предощущение близкой кончины.

 

… Разсказ этот излагается от лица «самогидца» и сам по себе так характеристичен, что необходимо привести его целиком, во внимание к совершенной новости этого важнаго документа.  – «Претекшаго лета от создания мира 7188», – начинает свою повесть Медведев, после небольшого риторического вступления, –  «августа в 15 и 16 дни, со исповеданием у отца духовного своих грехов, безкровную жертву Симеон совершаше. Ибо он никакоже святыя литургии без исповеди служити дерзаше. Под осьмый же на десять день в нощи, скорбь к нему приступиши, нача по малу день дне возрастати и здравие его растлевати. Но обаче он весьма крепляшеся и правила своего и в церковь хождения не оставляше, даже до 24 дня. В двадесять же пятый день, аще и крепле нача изнемогати, обаче не весьма себе вдаяше на одре лежанию. И ко осьмому того дня часу тяжце нача изнемогати. И во оно время посещающу его отцу Филарету Твердикову, в беседе своей ко отцу Симеону, нача с жалостью о краткости жизни человеческия предлагати; ему же пречестный господин отец Симеон, уже на одре лежай, отвеща: отче святый, вем аз и о семидесятих и осмидесятих летех. Но аще и седмьдесят или осмьдесят лет доживше, и тогда умирати же. Воля Господня во всем да будет, яко тогда, тако и ныне умирати же. И по беседе, отходящу отцу возстав от одра своего, отца Филарета проводи даже до дверей келлии, и друг друга благословившее и поцеловавшеся, простишася. И потом, мало посидев в креслах, возляже на одр свой, и абие к небу приде отец его духовный. И соверша яже подобает ко очищению человеческия совести, от него из чулана изыде к нам в келлию. Таже вскоре прииде и Богоявленского монастыря, что за ветошным рядом, архимандрит Амвросий. Видящее же мы его (аще оному глаголящу, яко он в себе тяжкие к смерти болезни не чювствует) зело в лице изменяема, послахом по священники и диаконы, ради елеем святым освещения. Он же, лежа на одре, по малой беседе с племянником своим Михаилом, перекрестился трижды. Мы же надеющеся, яко он хощет сну вдатися, покой ему дахом. И егдаже собрахуся ко малосвятию, аз же начах его звати: отче Симеоне, да трижды; он же ничтоже отвеща, точию очима зрит прямо. Видяще мы, яко кончина жизни его прииде, отец духовный его нача молитвы ко исходу души читати и канон на исход души. И егда она вся совершишася, абие мне ему приседящу, испусти дух. И тогожде дне тело его изнесохом в храм» [28, с.  316-318].

 

Мне показалось странным, что автор этих строк так подробно описывает всех присутствующих при кончине Симеона Полоцкого, как будто перечисляет всех свидетелей.  Вообще похоже на хорошо подготовленное алиби.

 

 «Погребение Симеона Полацкого совершалось на другой день после его смерти в трапезной церкви Заиконоспасскаго монастыря и по всему видно, что оно происходило весьма торженственно. «В 26 день (августа)», сообщает Медведев, - «погребохом его честно, а на погребений быша  суздальский владыка Маркелл, и архимандриты, и игумены, и священницы и диакони. Сам патриарх Иоаким, как мы уже знаем, имел желание быть на  погребении Симеона и не участвовал в нем только по особому, известному уже нам обстоятельству» [28, с.  326].

 

 

Не менее интересна информация о Сельвестре Медведеве из его писем [18]:

 

 №1  стр.1-2  к Симеону Полоцкому, с Путивлского уезду из пустыннаго пресвятая Богородицы монастыря  1672, марта месяца.

 

…За еже все Бога, благих подателя, нами присно промышляющаго, благодаря, тебе, мне от Него во изневежествование и хранение данного любезнейшаго милостиваго отца и благотворителя, молю: ради того божественнаго промысла, иже мене твоей святости вручи и приискренную во твоем сердце ко мне отеческую твою любовь огнем благодати своея возже, не опусти мя, далним твоея пречестности разстоянием отсутствующаго, из любви твоея, такожде и ко Богу не иначе, но  якоже в нерастоянии места созерцая мя, имел еси, и через писание о твоем пребывании мне желаемаго извещения не лиши мя. Наипаче же молю, да не восхощеть твоя святыня благоговейнаго моления, всего того твои мне благожелания твое ко мне откровеннее  иметь сердце мене лишити. От Него, Иже по своей благодати может вся та мне даровати,  яже твое отеческое мне сердце желает,  всенадежне веруя за твои к Нему прилежныя присныя о мне молитвы приятии, мене самаго твоя пречестныя святыни любви и молитвами вручаю, благословения же твоего требуя.

 

Очень витиеватый текст, смысл теряется в зарослях фраз. Но выдержка из следующего письма вполне конкретна и понятна.

 

 

 

№16 стр.32 к Михаилу Григорьевичу Ромодановскому[9], с Москвы 1677 июля 17 дня.

«Известно твоему благородию творю, еже в сей епистолии писано о душевном небе и проч., и оное взято от святых отец, ибо от них нецыи сице глаголют: Душа есть небо, разум – солнце, вера  - луна, звезды – добродетели.

При сем, яко моему особному милостивому благодетелю, не невестно и сие да сотворится, яко иулиа в 3 день великий государь благоволил бытии в Спасском монастыре и мене о моем пострижении, и чесо ради не восхотел на Москве житии, сам распрашивал милостиво и, выслушав мой ответ, благословил не единократне приказать мне жить на Москве и во знамя своея государския ко мне милости пожаловал, приказал мне дать на иных (зачеркнуто: «всех, разве отца Симеона дать») богатейшую (келью)[10]. И присутствующ не вси, еще стоящу в церкви и зрящу, явилися ко мне милостиви».

 

Выдержка из  письма опровергает общепринятое мнение, что Сильвестр Медведев был приставлен к Симеону Полоцкому по просьбе старца. Из текста  следует, что служба Медведева при Симеоне Полоцком, когда он стал его келейником и секретарем, могла последовать после указанной даты письма, то есть  после 17 июля 1677 года. Да и не жаловал большой любовью старца Сильвестр, а вел политику как хитрый лис.

 

№7 стр.10  1672, декабря 25-го записка к Чудовскому иноку Евфимию[11] и другим:

Пречестный господине отче Евфимие, молю твою святыню, сотвори ми  милость,  благоволи у Тимофея Дементьяновича Литвинова книги мои на польском языце Аристотелевы в  десть взятии и ко мне со отцем Софронием прислати: мне надобны; а его у мене книги суть, чтоб  за то не прогневался; если даст Бог, возвращу ему.

 

Иван Иванович!.. Да пожалуй, пришли ко мне, естли имеешь, семян понемношку маерановаго, размариноваго и шалвейнаго[12] и иных, которых ты сам знаеш, и туглосс (?) и подпиши. За сим тебе в Божие сохранение предаю.

 

Сильвестр Медведев начинал с «тайных дел» и «тайными делами» закончил, слишком много привилегий получил он после смерти Симеона Полоцкого. По выражению Умберто Эко, если маленький человек хочет достигнуть успеха, ему необходимо стать на плечи «титана». Небольшие зарисовки из писем Сильвестра Медведева говорят о том, что он имел познания и в астрологии, и в медицине, и философии. Почему он в своих записках о Симеоне Полоцком ни словом  не обмолвился о написанных Симеоном знамениях, о занятиях астрологией? Куда исчезли рукописи? Насколько было изменено и откорректировано наследие Симеона Полоцкого, получило ли оно такую же правку, как  и "Привилия” Академии?

 

фрагмент из книги Г.В.Гайдук «Духовный зодий», или загадка Симеона Полоцкого/Г.В. Гайдук.Мн., 2006.

 

 



[1] Древн .Росс. вивл.6т. 420 стр.

[2]  См. Соловьев т.XIII с. 330

[3] Федор Михайлович Ртищев (1625 - 1673), начальника Тайного приказа. Пользуясь покровительством царя и патриарха Иосифа, Ртищев на месте своего первоначального поселения построил Спасопреображенский монастырь (ныне упразднен), открыл училище, где и ""обучали языкам славянскому и греческому, наукам словесным до риторики и философии"" вызванные им киевские монахи. Это училище в 1685 году было переведено в Заиконоспасский монастырь и послужило зерном Славяно-греко-латинской академии. Учителей (в числе их были архим. Дионисий и Епифаний Славинецкий, Симеон Полоцкий) Ртищев поощрял к переводам с греческого языка на славянский, а Епифания убедил составить славяно-греческий словарь.

 

[4] ЕВФИМИЙ ЧУДОВСКИЙ (ум. 28.IV. 1705, Москва) — инок Чудова монастыря. Систематического образования он, видимо, не получил, а всей своей образованностью и обширной начитанностью обязан своему учителю Епифанию Славинецкому  и  трудолюбию. С 1652 по 1660 и с 1670 по 1690 г.  был связан с Московским Печатным двором, подготавливая к печати церковные книги и занимаясь многообразными переводами с греческого творений отцов церкви и иных богословских произведений.

Обосновал и неустанно воплощал на практике теорию пословного перевода. Его критики считали, что такие переводы лишь отпугивают читателя. Яростно  выступал против "латинствующих” западников, главой которых был Симеон Полоцкий. Отстаивал чистоту "греческого учения”, оберегая его от искажений и уклонений любого толка.

 

[5] Татарский говорил в своей книге, что многие исследователи склонны считать, что реально книги писал для патриарха инок Ефимий Чудовского моностыря.

[6] Остен. Казань 1865г., 130-131 стр.

[7] Остен. Памятники русской духовной письменности XVII века. Казань, 1865, с. 138 «… запрещаем никако же дерзати народно и в церквех прочитати, под церковною казнию, свяженным – под извержением священства, людином же под отлучением».

[8] См: Полуденский М. Описание патриаршей библиотеки 1718г. Копия с росписи книгам, которые обретаются в патриаршей ризнице. – Русский архив, 1864.М, 1864, №1-12, прил., стб.1-48. В этом описании данный список «Ветрограда» (указан под №706) и авторская рукопись произведения (указана под №716) значится среди книг, находящихся «в сундуке».

[9] Боярин Ромодановский Михаил Григорьевич (1653 – 1713), Московский губернатор 23 января 1712 - 30 января 1713. Сын боярина Григория Григорьевича, c 16-ти лет в звании стольника удостоился чести "дневать и ночевать" у гроба царевича Симеона Алексеевича, затем находился на службе при отце, белгородском воеводе, участвовал с ним в Чигиринском походе против турок в 1678 г., и в том же году был пожалован в бояре. С 1679 г. состоял при дворе царя Федора Алексеевича, затем - Петра I, входил в круг ближайшего окружения царя, был членом "Всепьянейшего собора" и носил ироничное прозвище "Преосвященный Мишура". С 1697 г. по 1711 г. участвовал в ряде военных походов, в том числе, находился в полках на Литовской границе, высланных в помощь королю Авгу… Продолжение »

Сделать бесплатный сайт с uCoz